Страсти по Валидову

Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — не так, как вчера!
Обложили меня! Обложили!
Но остались не с чем егеря!
В.Высоцкий, «Охота на волков»

Мне не нравится, когда, скажем, из А.-З.Валиди творят кумира, идола. Но как быть, например, с идеализацией (точнее, «идолизацией») современными либералами П.А.Столыпина? Который, в частности, заявил на требования многочисленных нацменьшинств России о развитии собственной культуры: «Сначала пропитайтесь как следует русским цементом, господа!» — т.е., ассимилируйтесь! К чему такой подход привел Россию, мы знаем — к Великой Смуте и крушению империи. Что к такому результату привела не столько непродуманная политика в национальном вопросе, сколько вся его аграрная политика в целом, существует обширная и убедительная аргументация [Кара Мурза С.Г. Столыпин — отец русской революции. — М., 1997; Кожинов В.В. Правда «Черной сотни». — М., 2006].

Идеализировать Валидова, конечно, не следует. Но и обливать его грязью, смаковать проявленную им жестокость и вообще искать пятна в личной жизни в целях современной политики — занятие неблаговидное. Кстати по поводу жестокости, С.М.Исхаков, наиболее известный из современных критиков А.-З.Валидова, но профессиональный историк, справедливо заметил: «Легенды о личной жестокости Валидова никак не подтверждаются исторической наукой», и сокрушался, что «появилась «Валидовщина-2», имеющая ярко выраженную политическую, шовинистическую направленность» [14, с.9]. И памяти, и памятников в Башкортостане Валидов — достоин, просто следует знать меру во всем. Но не вижу я, в чем эта мера нарушена, нет ему циклопических капищ работы Церетели.

Исторические личности следует оценивать, прежде всего, не по мелочному разбору их личных качеств на основе воспоминаний их врагов, как это делают С.М.Исхаков и С.А.Орлов — кто из покойников был хвастлив, фанатичен, злопамятен и т.п. При таком подходе у нас памятники вообще некому будет ставить, а все существующие придется снести. Включая не только бездарную статую Г.К.Жукова или чудовищного Петра I в Москве, но и памятники Александру Невскому, Александру Суворову, Ермаку, декабристам. (Что и предлагает Н.Швецов в отношении нашего национального героя — Салавата Юлаева).
Посмотрите, например, биографии всех русских государей — на всех можно, при определенном подборе источников, найти пятна. Или при тенденциозной интерпретации даже общеизвестных фактов. Начиная с «изверга и братоубийцы» (определение А.А.Бушкова) Святого князя Владимира (Ясное Солнышко), которого изобразили светочем добродетели в помпезном мультипликационном боевике, «рекомендованном к просмотру Патриархатом РПЦ». Меня, например, позабавило искреннее письмо некоего Джан-Мирзы Азизова из Дагестана В.С.Пикулю: «у русских до Великого Октября никакой гордости не было. …какая гордость, если правят женщины неизвестных происхождений, да еще, извините, проститутки?» [47, с.317]. М-да, это про Екатерину Великую, действительно создавшую «век золотой Екатерины»! Каждый оценивает в меру своего разумения.
Оценивать исторические личности принято по мере их вклада в историю страны и по характеру этого вклада. Итак, существует ли положительный и значимый вклад А.-З.Валиди в историю Башкортостана? Мое личное мнение — безусловно, существует. С любой точки зрения, юридические и политические истоки и самопровозглашенной Республики Башкурдистан, и выросшей из нее БАССР (существовавшей почти 70 лет, дольше Башкирского Войска), и современной Республики Башкортостан — восходят к его политической деятельности. Именно он, — и, конечно, Ленин и Сталин, стоят у истоков создания национально-территориальных автономий в составе РСФСР — России в целом.

Системы, благодаря которой разоренная колонизацией, «столыпинскими реформами» и Гражданской войной национальная окраина превратилась в «регион-донор». Регион, в целом, выдержавший и катаклизм следующей Смуты — конца ХХ века, не впавший ни в сепаратизм, ни в братоубийственную войну, ни в поголовное обнищание. Последнее, конечно, зависит не столько от его наследия, сколько от нас.

Вклад Валидова в национальное движение Туркестана в целом широко признан народами этого региона. В Турции он — также личность известная [14, с.11]. Далее, как ученый, он — общепризнанная величина в мировом востоковедении [19, с.5], и уже поэтому является личностью, очень значительной для башкирского исторического самосознания. В силу данного обстоятельства татарские националисты, из числа имеющих ученую степень, постоянно вынуждены его упоминать и цитировать, но сквозь зубы величая его не иначе как «Зеки Велиди Тоган», т.е. именем, принятым им в эмиграции, будто не зная его настоящую фамилию [Д.М.Исхаков]. Так же делалось всеми в советскую эпоху, но тогда это было ритуалом, навязанным государственной идеологией. Но ведь сейчас этих советских условностей не существует!

По инерции так же поступают иногда и в современной России [А.П.Новосельцев]. Но и здесь есть оправдание — московские академики часто просто не осведомлены о нюансах биографии башкирско-турецкого тюрколога. Например, в академическом труде Т.И.Султанова и С.Г.Кляшторного «Народы и гоударства Евразии» Валидов назван… «Ахметом Закиевичем Валидовым» [19, с.5]. Притом, что оценка творчества Валидова данными авторами очень высока. Именитые востоковеды не знали, что столь ценимого ими тюрколога звали, в русском написании Ахмет-Заки Ахмет-Шахович Валидов, Заки — не имя его отца, а его собственное усеченное имя, под которым он и был известен в политических кругах России-РСФСР: Заки Валидов.
Но у профессора Д.М.Исхакова нет и этого оправдания, потому что в среде казанско-татарской интеллигенции, болезненно политизированной сверх всякой меры, биография Валидова, в общих чертах, известна каждому. Национально озабоченным деятелям почему-то тяжело признавать, что основы татарской научной историографии закладывал башкир, да еще лидер башкирского национализма, не скрывавший своего презрения к кумиру современной казанской «образованщины», Гаязу Исхакову.

Не будем говорить об основополагающем для казанской историографии труде А.А.Валидова «Тюрк ве татар тарихи» [48]. Но, к примеру, уникальную, полную версию «Чингиз-наме», на которую публично опирается в своих построениях казанский этнолог, нашел и ввел в научный оборот именно А.А.Валидов. Правда, как сокрушается Д.М.Исхаков, «рукопись до сих пор не издана, и наши попытки заполучить ее у дочери Валиди Тогана пока не увенчались успехом (она хочет опубликовать текст самостоятельно). Не дает переработать очередной источник в духе единственно верной пан-татаристкой идеологии [49, с.13].
О последней придется сказать подробнее. Причины ненависти идеологов этого направления к Валидову общеизвестны, повторяться не станем [16]. Но есть более актуальные замечания. Разбираемая нами серия объединена не только редакторством доктора исторических наук Д.М.Исхакова и «ответственностью» Н.Швецова. Она объединена послушным следованием всем штампам пантатаристской идеологии. Что психологически несколько странно: с одной стороны, Швецов и Орлов желают выглядеть «защитниками» русской истории от искажения оной «башкирскими националистами», с другой — в русофобии пантатаризм их казанских покровителей превосходит означенных «башкирских националистов» на порядок. Орловым уважительно цитируется, например, В.Имамов [3], без указания, кто это в действительности такой. Г-н Орлов, а Вы не читали его «Запрятанную историю татар» — Набережные Челны, 1992., где русские выглядят какой-то нелюдью, угнетающей и обижающей бедных татар? Вы напрасно жалеете, что книжки Имамова до «стабильного Башкортостана» якобы не доходят [3]. По крайней мере, названная брошюра распространялась в РБ татарстанскими активистами бесплатно и огромным тиражом. Исчерпывающую отповедь этой книжке дал отнюдь не Орлов и не Швецов, а знаток башкирских восстаний профессор И.Г.Акманов [46]. За что уфимского профессора обвинил в «прислуживании метрополии» уже профессиональный историк АН Татарстана, Ф.Г.Ислаев [5, 133], о котором несколько слов ниже.

К сожалению, пантатаризм — идеология, распространенная, к сожалению, не только в среде «независимых историков» [3, с.65] без диплома, уровня того же В.Имамова, Х.Айдара или самого С.Орлова. Но и среди профессиональных историков, начиная с того же профессора Д.М.Исхакова, заявившего, что татар следует выводить не из Булгарии «величиной с булавочную головку», поскольку историю Булгарии история России вполне «переваривает» [интересная метафора для историка, не правда ли? — А.Б.], а от Золотой Орды, поскольку сама Русь когда-то была ее вассалом [50, с.257-259]. То есть, заранее оповещая, что исторические исследования должны следовать политической линии, изобретенной им самим.
Воистину прав Г.П.Федотов: «Казанским татарам уйти, конечно, некуда, они могут только мечтать о Казани как столице Евразии» [51, с.451]. Отсюда и комплексы. Не говорю уже о приписывании всем выдающимся личностям, от Минина до Валидова, «татарских корней». Без всяких, конечно, реальных на то оснований. Непонимание сути истории привело национально озабоченных к деятелей к выводам о бесцветности истории родного народа, совершенно не соответствующей их собственным амбициям.

Как будто творил свою историю народ татарский для удовлетворения их провинциальных комплексов! Отсюда — приписывание к «историческому активу татарской нации» наследия всего тюркского мира, с намеками даже на нетюркское Кушанское царства (идея профессора М.З.Закиева: «Казань — Касан — Косан — Кусан — Кушан») [52, с.102], Золотой Орды, государства Мамая, башкирских восстаний и Ногайского (Мангытского) юрта. Все остальные народы, включая превосходящие «казанлы» по численности, и ни за что не согласные считаться татарами: казахи, узбеки, башкиры, ногайцы, кумыки, уйгуры — не наследники, они, очевидно, — младшие братья средневолжской провинции.

Для украшения вялой в его глазах татарской истории казанский профессор (Д.М.Исхаков) возлюбил ногаев, разительно отличавшихся по своему антропологическому и бытовому типу от оседлого тюркоязычного населения Поволжья (здесь имеются в виду не чуваши, а современные татары, «казанлы»), что ХVI-го, что ХIХ-го веков, настолько, что становится смешно. Самих башкир профессор Исхаков даже на научных конференциях называет не иначе как «иштек» [49, с.28], — древний экзоэтноним, иногда применявшийся к башкирам как насмешливый (как «хохол» или «кацап»), постоянно воевавшими с ними их лихими соседями — казахами (действительно родственными ногаям) (сами башкиры именовали казахов «киргиз-кайсак» — «дикие, лишенные родины»); казанские татары в своей массе вряд ли знали это слово, т.к. от набегов казахов они были надежно ограждены пиками воинственных башкир, сами казанлы барымтой (набегами) никогда не занимались. Точнее, вплоть до 1552 года, набеги были привилегией не коренного населения Казанского ханства, а «варвар кочевных самовольных, гуляющих в поле» («Казанский летописец»), т.е. ногаев (мангытов), тарханов (башкирских феодалов), воинов из казахских и астраханских степей, черемисов (мари) и прочих служилых и наемников казанского хана пришлой династии чингизида Улуг-Муххамеда.

Да и вообще податное население не употребляло насмешливых прозвищ по отношению к вольным полукочевникам — служилым воинам царя. Известно, что казанская знать после падения своего города перешла на сторону Ивана Грозного удивительно быстро. Дольше всех сопротивлялись не «казанлы», а черемисы (мари), и по своим, региональным причинам [49, с.27-28].

Странно только, что никто на научных симпозиумах не остановит татарстанского коллегу, напомнив, что такое словоупотребление экзоэтнонимов в применении к современности равнозначно тому, как если бы, скажем, какой-либо именитый башкирский профессор начал бы во всеуслышание рассуждать о «москальских карателях в Башкирии», «сбродном составе Уфимского губревкома» или «хохлацком канцлере Безбородко».

Другой пример: труд упомянутого Ф.Г.Ислаева, кандидата исторических наук, на которого ссылаются на престижном круглом столе Института российской истории РАН [49]. Только я убежден, что именитые историки, собравшиеся на означенное мероприятие: В.В.Трепавлов, А.Н. Сахаров и мн. др. не держали в руках его книгу: Ислаев Ф.Г., Лотфуллин И.М. Джихад татарского народа. — Казань, 1998 [5]. Уровень последней таков, что если бы держали, то больше на Ислаева не ссылались бы (разбору этой книги я посвятил отдельную работу: «Джихад которого не было») [53, с.127-170]. Из практической части книги данных соавторов интересны, в частности, рекомендации русским «отказаться от русско-православной эрзац-культуры» [5, с.121]. Это не умаляет познаний и кропотливого труда Ислаева как историка, его «ляпы» объясняются проще: «догматическое следование концепции пан-татаризма губит перспективное в историческом плане исследование на интересную для общества тему» [53, с.142].

Пассаж о пантатаризме напрямую относится к нашей теме: практически все постулаты, на которые опираются Швецов и Орлов, придуманы впервые вовсе не И.В.Кучумовым, а пантатаристами: отрицание самого существовании башкир как нации и даже как этноса [С.Максуди, Г.Исхаки]; попытка сведения башкир к сословию, а не к этносу [Д.М.Исхаков, Р.Халиков]; целенаправленная, вне зависимости от исторического контекста, дискредитация национальных героев башкирского народа, того же Салавата, например, [В.Имамов] или А-З.Валиди [С.М.Исхаков], либо приписывание их к татарскому этносу [С.Алишев]. Одна из наиболее известных методик — дискредитация образа Валидова. Очернение невозможно без обособления — потому что сложно обвинять в чем-то нехорошем целый народ, это под статью УК РФ подпадает. Поэтому — все внимание на Валидова персонально!

Обратим внимание, что Валидов не был ни Председателем Башкирского правительства в период перехода Башкирского корпуса на сторону красных (им был Мстислав Кулаев), ни Председателем Башревкома первого состава (Харис Юмагулов), ни Председателем Совнаркома БАССР (Муллаян Халиков), ни председателем Башкирского Шуро (Шариф Манатов). Для подобных постов других деятелей близкого ему уровня у башкир хватало.

Он был бесспорным идеологическим лидером. Но будто бы не было в башкирском национальном движении никого, кроме Валидова: ни Г.Инана, ни Г.Тагана, ни М.Муртазина, ни Ш.Узбекова, ни рода Курбангалиевых, ни братьев Карамышевых… продолжать можно долго! Такая методика рассчитана на достижение сразу нескольких целей. Во-первых, любую отдельную историческую фигуру, тем более, личность, типичную для эпохи Смуты, несложно дискредитировать.

Во-вторых, представляя Валидова каким-то демиургом (творцом) Башкортостана, дискредитируется все башкирское национальное движение: вот не было Валидова, не было и башкир, появился Валидов — и «стал в Башкирии свет»! Й.Гревингхольт пошел дальше — лишь с этих пор, по его мнению «у башкир появилась собственная этническая идентичность» [54, с.8]. А до Валидова ее не было, арабам Саламу Тарджеману, Ибн Фадлану, Йакуту и Идриси, поэту-мамлюку аль-Башкорди, царю Московии Ивану Грозному, турку Эвлею Челеби, казахскому хану Абдулхайру, башкирским тарханам Алдару Исекееву и Туктамышу Ижбулатову, Юсупу батыру Арыкову, европейцам Страленбергу, Георги, Палласу, русским В.Н.Татищеву и П.И.Рычкову и мн. др. она приснилась. (Перечисляю некоторых, оставивших письменные свидетельства). Всем — в разные века и в разных обстоятельствах. Узнаю разгулявшуюся руку его переводчика, И.В.Кучумова; по устно выраженному мне лично мнению последнего, и русского народа не существовало вплоть до ХХ века (однако!).
Кроме того, данный стереотип удачно наложился на целый ряд реальных обстоятельств. Во-первых, это — действительно впечатляющее богатство творческого и политического наследия Валидова. А для историков наличие источников нередко — ценность самодовлеющая.

Например, резкому преувеличению в историографии роли Батырши в башкирском восстании 1755-1756 гг., мы обязаны «Письму Батырши императрице Елизавете Петровне» [55]. От остальных участников подобных документов не сохранилось, отсюда и ощущение: их как бы и не было, а мулла Батырша — глава и душа всего восстания [5, с.130-134]. То, что последнее совершенно не соответствовало действительности, историками осознанно только в последнее время [46], и то далеко не всеми.
То же самое с Валидовым. Немалую лепту в обособление фигуры Валидова внесла и зарубежная историография: прежде всего, Ричард Пайпс, С.Зеньковский [56, с.23-35, 67-134] и Т.Байкара [57]. С последним все ясно, Тунджер Байкара — ученик самого Валидова. Зеньковский и Пайпс так же пользовались в качестве источников прежде всего плодами богатого эмигрантского творчества Валидова, отсюда и ощущение, что «все башкирское движение 1917-20 гг. было в основном вызвано к жизни усилиями Валидова» [56, с.114].

Да и по собственному опыту памятно: монографическое исследование замечательной личности почти неизбежно приводит исследователя к ее апологии — сживаешься с ней, душой срастаешься, что не способствует ее аналитическому восприятию.
С.Орлову, полагающему, что для того, чтобы «вернуться в историю», не нужно учиться истории и работать в науке, а достаточно заняться исключительно критикой, этого не понять.

Во-вторых, внедрению этого стереотипа немало поспособствовал сам Валидов, который при всех своих достоинствах, излишней скромностью отнюдь не страдал, и так же, как Л.Д.Троцкий, повсюду видел самого себя стержнем и двигателем происходящих событий (М.Чокаев) [33, с.73-75].

Итак, в том, что в начале постсоветского периода восприятие наследия Валидова, которое замалчивалось 70 лет, носило восторженно-апологетический характер, нет ничего плохого и удивительного. Странно было бы, если бы произошло иначе. Но даже у М.М.Кульшарипова и Д.Ж.Валеева встречались скептические оценки тех или иных действий башкирского лидера [13, с.33 ].

Но наука не стоит на месте. Уже исследования молодых ученых — например, Г.Н.Ишбединой (ученицы покойного профессора Д.Ж.Валеева), М.Н.Фархшатова и др., отличаются не апологетическим, а взвешенным, научным подходом к личности Валидова, хоть это различие и не проявляется резко. Но в науке резкость и не требуется. Так же спокойно вернулся в нашу историю образ неистового имама Муххамет-Габдельхая Курбангалиева — непримиримого оппонента Валидова при жизни, да и всей семьи Курбангалиевых, оставившей столь заметный след в жизни башкирского народа. Пионером в этом вопросе явилась А.Б.Юнусова, эпизодические, но уважительные оценки Курбангалиева встречаются у тех же Г.Н.Ишбердиной, Л.А.Ямаевой, М.Н.Фархшатова, З.Еникеева [14, 15, 21, 31, 58]. Возвращаются по-новому осмысленные фигуры Зайнуллы Расулева и Шарифа Манатова, Галимьяна Тагана и Мусы Муртазина, Шагита Худайбердина и Габделькадыра Инана, и многих, многих других.
Процесс идет, и в рекламе не нуждается. Возможно, популяризация ему не повредила бы. Но, как говорится, чем богаты, тем и рады, научный потенциал республики небезграничен. Желает С.А.Орлов внести в него свою лепту — милости просим, только в обязательном соответствии с научными критериями и элементарной корректностью. То, что он их грубо нарушил, вредит исключительно ему самому. Если смотреть с научной точки зрения. А если с общественной — то, к сожалению, не только ему.
Немногочислен народ башкирский, и не настолько много у нас людей, чьи имена вписаны в золотой фонд мировой науки, чтобы забывать некоторых из них только потому, что их политическая позиция не понравилась товарищу Ленину или г-ну Орлову. И это мнение разделяют многие и многие наши соотечественники, включая отнюдь не боготворящих Валидова.