Новые чиновники

Слава, слава, слава героям!
Впрочем, им довольно воздали дани.
А теперь поговорим…
В.Маяковский

Орлов позиционирует себя как «белый». Для большевиков не жалеет мрачных красок [1, с.28-31]. Но большевики, захватившие Уфу, под его пером неожиданно превращаются в нейтральных «уфимцев». Радетелей за счастье народное, защитников от башкирских националистов. «Уфимцы были иного мнения. При подборе кадров они обращали внимание на знания, опыт, способность руководить» [1, с.66] и т.д. Но если С.Орлов представляет бюрократическую верхушку остатков Уфимской губернии скромными, трудолюбивыми служаками, обладавшими культурной преемственностью со старыми управленцами региона [1, с.65-66], в противовес националистам и волюнтаристам из Стерлитамака и Темясово, то неплохо бы назвать их имена.

Главный из них — товарищ Эльцин, бессменный председатель Уфимского губревкома, губсовнаркома, губкома РКП(б) с 1917 года. В 1919-1920 гг. — еще председатель Уфимского губисполкома. Тот самый, «заклятый башкироед», по выражению Т.Сидельникова, лично неплохо его знавшего [1, с.59]. Эльцин Борис Михайлович (не имеет никакого отношения к происхождению первого Президента РФ) — родился в 1875 году в г. Звенигородка Киевской губернии. Образование — медицинский факультет университета в г. Одессе. В Уфимской губернии замечен с 1910 года. Последняя предреволюционная должность — санитарный врач. Троцкист. [Башкирская Энциклопедия, с.650].

А вот образчики поведения губернских товарищей, которые при отборе кадров, по мнению С.Орлова, «обращали внимание на знания, опыт, способность руководить» [1, с.66]. «Непосредственно от военных действий Уфа и уфимцы не пострадали, но огромный ущерб городу нанес беспредел советских ответработников… Губернский комиссар юстиции В.Д. Галанов докладывал «наверх»: «Глумление над обывателем было обычным явлением: приходили самочинным обыском и забирали, что нравится … самочинно забирали из частных домов рояли, пианино, дорогую мебель» [62, с.116]. Летом 1918 года им пришлось временно бежать из Уфы под натиском восставших чехословаков и восставшего местного населения. Особый ужас «товарищам» внушали напиравшие на Уфу с юга «дутовские казаки совместно с белобашкирскими отрядами» [75, с.102].

Бежать пришлось на пароходах, вниз по матушке по Белой, прихватив с собой баржи с «уфимскими заложниками» (планировалось взять 200, но вывезли «только» 98 «классово чуждых» уфимцев – остальные успели разбежаться) и с фантастическим количеством награбленного добра [35, с.123-126]. На каждой остановке — митинги, повальные аресты и расстрелы новых заложников (от 15 до 29 человек в одном лишь г.Бирске) [35, с.126]. Причем за нехваткой разбежавшихся «буржуев» хватали всех, кто подвернется перепуганным товарищам губревкомовцам под горячую руку, от попов до столяров [с.126]. «Погружено было почти все, что только можно было взять в Бирске: десятки тысяч пудов хлеба, десятки миллионов рублей, сотни тысяч аршин мануфактуры, несколько вагонов сахара и чая. Были увезены "временно мобилизованные" красноармейцами в деревнях лошади со всей упряжью. В канцеляриях не осталось ни книг, ни документов. На телеграфе были испорчены аппараты. [Добавим, Уфу разграбили намного масштабней. Одного оружия в городе было столько, что все забрать не могли, сколько не старались [35, с.122]. Но оружие губревкомовцам не помогло.

Кстати, вот она, одна из причин победы красных в Гражданской: вопреки мнению С.Г.Кара Мурзы, она состояла не в том, что «крестьяне сплели красным миллион лаптей, а белым — не сплели»; а в том, что в руках большевиков изначально оказалась львиная доля циклопических по масштабам военных и стратегических запасов империи. — А.Б.].

Но пребывание Эльцина сотоварищи было омрачено небольшим казусом. «5 июля в Бирске внезапно появились большие вооруженные отряды красноармейцев, брошенные на произвол судьбы большевиками во время эвакуации из Уфы. [35, с.126]. Кстати, «Большевики заботились только о преданных им отрядах, которые сразу по прибытии из-под Чишмов грузились на заранее приготовленные пароходы. Остальные части были предоставлены сами себе» [35, с.121]. «Преданные большевикам» части состояли в основном из чекистов, а также латышей, эстонцев, евреев, китайцев, и ненавидевших «белочехов» венгров, немцев и австрийцев — военнопленных русской армии, освобожденных революцией [22, с.162]. А преданные большевиками — из всех остальных, преимущественно — рабочих уральских заводов].

«П.Зенцов [еще один видный член уфимского губревкома, именем которого названа улица в Уфе. — А.Б.], комиссар военно-окружного комиссариата, комиссар по охране города Уфы, начальник Уфимской БОНВ, комиссар по управлению транспортом, председатель Чрезвычайной комиссии, который еще два дня назад до хрипоты настаивал на обороне города, первым пароходом покинул Уфу, под предлогом сделать распоряжения на Благовещенском заводе о погрузке и отправке на Бирск. Зенцов так спешил, что забыл отдать приказ "об отступлении дружины по охране народного достояния и этим часть дружинников пеших и конных, около 1000 человек, была предана наступающей чехословацкой армии и около ста из них было арестовано, закопано живьем в землю и расстреляно в селе Ново-Троицком" крестьянским партизанским отрядом. Кроме того, несколько десятков боевиков было "забыто" в Уфе и брошено на произвол судьбы. Так как это были в основном рабочие-неуфимцы (их прислали БОНВ ряда горных заводов в подмогу губкому), то очень быстро их почти всех изловили и участь многих была трагичной. За это в селе Николо-Березовке, где остановились войска и учреждения, эвакуированные из Уфы, "Зенцов не был выбран в командный состав и, когда ему предложили вступить в состав армии рядовым, - он уклонился от этого и куда-то уехал". …Всего вниз по Белой эвакуировалось более 4 тысяч человек (в том числе около 3 тысяч бойцов)» [35, с. 123]). Прикрывал собою бегство «башкироеда Эльцина», к сожалению… большевик-башкир «Ш.Худайбердин со своим отрядом и продотряд балтийских матросов» [35, с.123]. Риск Шагита Худайбердина Б.М.Эльцин, как видно из последующего, не оценил. Но вернемся к повествованию.

«Они [«брошеннные» ранее губкомом в Уфе красноармейцы, самостоятельно добравшиеся до Бирска. — А.Б.] расположились лагерем на набережной, близ пристани. Их не хотели пускать на пароходы, под предлогом перегруженности плавсредств, но вновь прибывшие, угрожая пулеметами и винтовками, решили конфликт в свою пользу. …Сразу было объявлено распоряжение об отступлении дальше» [35, с.126]. Более лиричный нюанс: «На 6 июля был назначен митинг, где собирались выступить все наркомы во главе с Б.М.Эльциным. В 4 часа дня красноармейцы поставили батарею радиотелеграфа на центральной площади Бирска около собора, но затем поспешно сложили ее и отправились на пароход. На митинг пришел один Эльцин, но и он скоро исчез. Свидетельствует очевидец: "В 8-9 вечера бирянам пришлось наблюдать отплытие флотилии со всеми наркомами, красноармейцами и награбленным в дальнее плавание... Как полагается, отплытие совершали торжественно, все перепились вдребезги. Нарком внудел [внутренних дел. — А.Б.] Вера Белозерова, еще задолго до отплытия, все время по берегу выделывала зигзаги... С пением марсельезы наркомы... около 10 часов вечера покинули город, пообещав через месяц вернуться» [35, с.127]. Что-то не похожи такие индивидуумы на чиновников «России, которую мы потеряли». И не верю я, что они уже в другой ситуации, после своей победы, «повели себя по джентельменски», как убеждает нас С.Орлов [1, с.62]. Реально ли с такими управленцами что-либо построить? Товарищ Сталин решил, что нереально, и конец жизни Эльцина соответствовал ее бурному течению: в 1929 исключен из партии, а 1937 году осужден — как троцкист. Репрессирован. [БЭ, с.650].

Валидова можно ругать долго и даже обоснованно. Но не представляю я себе Валидова, или Кушаева, или Халикова, «выделывающими зигзаги» при всем честном народе. Кстати, воспоминания о собственных развлечениях Валиди нам оставил.
Тоже без гульбы не всегда обходилось, но в своем, тесном кругу, как это принято у башкир, без издевательства над невольными зрителями, с пением древних кубаиров, чтением наизусть Фирдоуси, Кул Гали и прочих мудрецов и поэтов всех времен [16, с.311-313]. А если без лирики — чем всемирно признанный историк Валидов хуже санитара Эльцина (кстати, как политика, сами большевики признали Валидова много выше), доктор Кулаев — Белозеровой, Муртазин — Зенцова? Грамотных среди рядовых «нацменов» меньше было? Так ведь и от новых грамотеев, захвативших власть в России, при Сталине пришлось избавляться с великой кровью, не смотря на всю их «грамотность». Да, старым, имперским управленцам, возможно, по уровню уступали и те, и другие. Но именно «старорежимных» служак отнюдь не Валидов и националисты, а товарищи типа Эльцина уже выгнали либо расстреляли. Правда, им самим лет через пятнадцать засветила аналогичная участь, свой адский свет в конце тоннеля.